«Выведенная из своего жизненного окружения (места в жизни), в котором она рождается и развивается, «теология освобождения» становится не понятной. Поэтому, чтобы узнать ее, недостаточно читать статьи и книги о «теологии освобождения». Необходимо, прежде всего, соединять эти статьи и книги с церковной и социальной почвой, из которой они вышли и которую теологи хотят интерпретировать и осветить» (с. 220-221)
«Теология освобождения» делается (и понимается) в процессе, в факте страдания и надежды. Сверху и извне она становится непонятной» (с. 221)
«Теологию освобождения» понимают только два типа людей: бедные и те, кто борется за справедливость. Т.е. те, кто: 1) алчет хлеба и 2) алчет справедливости (и солидаризуется с алчущими хлеба). Напротив, не понимают и не могут понять «теологию освобождения все удовлетворенные: богатые и пассивно принимающие порядок вещей» (с. 221)
«Теологов освобождения» следует читать не в «башнях из слоновой кости» некоторых теологических факультетов (используя выражение Иоанна Павла II), но в бараках, в народных кварталах, на фабриках и в полях, в общем, там, где страдает, борется и умирает угнетенный народ (с. 221)
«Основная проблем «теологии освобождения» — не теолог, а освобождение. Не теолог, а бедняк» (с. 221)
«Есть нечто трагичное в том, что сегодня происходит с «теологией освобождения» и вокруг нее. Потому что она восходит к очень острому и очень глубокому чувству бедности. Эту бедность мы со всей очевидностью можем наблюдать повседневно. Но другое дело – познать ее там, где она существует, заставить ее проникнуть в нас через пять чувств, чтобы нас тронули страдания бедных, чтобы мы почувствовали их тоску, пережили грязь трущоб, которая липнет к твоей коже. Это проблема номер один: судьба бедных» (с. 221)
«Мне хочется дать формулу «теологии освобождения» в виде: вера + угнетение = «теология освобождения» (с. 222)
«Теология освобождения» хочет показать, что Царство Божье должно установиться не только в душе (личный масштаб), не только на небесах (трансцендентно-истрорический масштаб), но и в отношении между людьми, в социальных проектах (исторический масштаб)» (с. 222)
«Соотношение теории с практикой определило первую великую теологию – патристику. Тогда теологи были одновременно и теоретиками и пастырями. Теология отцов церкви глубоко связана с конкретными проблемами, пережитыми ими и их церквями» (с. 223)
«В теологии освобождения» существует твердое убеждение, что вера включает и в то же время превышает социальное освобождение (или социальный масштаб освобождения)» (с. 224)
«Теология освобождения – это язык конкретной церкви, которая обязалась быть с бедными ради освобождения» (с. 224)
«Утверждают, что «теология освобождения» «основывается» на марксизме или «вдохновляется» им… Во всяком случае, следует отметить, что абсолютным двигателем, основой или вдохновителем «теологии освобождения» является не марксизм, а христианская вера. Специфика Евангелия определяет «теологию освобождения», как это должно быть у всякой теологии: Евангелие – ее сердцевина. Марксизм – вторичная и периферийная проблема. Его используют лишь частично и только как орудие. Именно вера ассимилирует и суммирует марксистские элементы, а не наоборот. Вера включает их, исходя из реальности бедняков, но глубоко преобразует эти элементы, так что речь уже идет не о марксизме, а о простой критической интерпретации действительности» (с. 225)
Клодовис Бофф «Что такое «теология освобождения» на самом деле?» 220-225. // Религии мира. История и современность. Ежегодник. 1988. М.: Главная редакция восточной литературы, 1999.
Составил Анатолий Денисенко
