Звук пролетающих рядом дронов или свист снарядов над головой каждые 5–10 минут не отпугивает людей от посещения церкви. То, что нам кажется сюрреалистичным, здесь стало нормой. В таких условиях проходят богослужения, оказывается помощь. Люди хотят быть вместе, ищут поддержки и молитвы.
Херсон производит впечатление вымершего города. Заколоченные досками окна и витрины магазинов, редкие прохожие, разрушенные здания, артиллерийская канонада каждые несколько минут — всё это поражает приезжих. Местные уже привыкли. Почти три года назад Херсон стал первым крупным украинским городом, который пал под натиском российских войск.
Через девять месяцев город был освобожден, но с тех пор остаётся прифронтовым: россияне находятся всего в трёх километрах, на другом берегу Днепра. Город ежедневно обстреливается артиллерией и дронами.
Дроны охотятся и на гражданские автомобили, поэтому один микроавтобус мы оставили в соседнем Николаеве, чтобы не привлекать внимание. На двух других мы везём гуманитарную помощь в разные районы Херсона. Мы уже бывали здесь не раз, знаем улицы, кольца, кварталы, но каждый раз вид вымершего города и звуки артиллерии не оставляют равнодушными.
Мы приезжаем к церкви. Нас уже ждут несколько человек из пятидесятнической церкви «Дом хлеба», которые помогают быстро разгрузиться. Помощь в основном предназначена для жителей районов на берегу Днепра. Там остались в основном пожилые люди, живущие без света, газа и отопления, но под постоянными обстрелами.
В церкви мы пьём растворимый кофе и едим печенье, которое привезли в прошлый раз, беседуем — как здесь живётся, как дела у общих знакомых. Все очень растроганы тем, что мы снова с ними в этом аду. Но этот ад — их дом.
— Мы пережили оккупацию, переживём и это, — говорит Олег. — А кто, если не мы, поможет нашим матерям, бабушкам, которые не уедут отсюда? Без нас они погибнут. Что нам делать? Куда ехать? На что жить? — объясняет он.
В конце — общая молитва о мире, чтобы россияне наконец перестали стрелять. Долго прощаемся, молимся со слезами.
Потом мы едем с Оленой, волонтёркой, в район у реки — так называемую «красную зону». Там россияне стреляют по всему, что движется. В разрушенных многоэтажках без света, газа и тепла до сих пор живут люди — в основном пенсионеры, инвалиды, но встречаются и дети с родителями. Олена регулярно приносит туда подгузники для пожилых, еду, воду, батарейки и другие необходимые вещи. Она быстро передвигается по улицам с рюкзаком, наполненным вещами для нуждающихся. Дроны летают постоянно, нужно остерегаться сбрасываемых мин, похожих на листья, но отрывающих ноги. Она говорит, что не боится смерти, потому что Иисус — её Спаситель, а людям нужно помогать. Ей ещё нет 30 лет, она обычная девушка. Жила и работала в Польше, но когда началась полномасштабная война, решила, что не может жить, будто ничего не происходит, и приехала в Херсон.
Мы едем с Оленой в красную зону. Двигаемся быстро по абсолютно пустым улицам. Ни движения, ни звуков, только ветер свистит в разбитых машинах и домах. Заезжаем во двор многоэтажек, паркуемся под деревьями и быстро разгружаем машину: пакеты с едой, вода, батарейки, пауэрбанки, подгузники, немного лекарств. Безопаснее в подъезде, туда приходят пожилые и женщина с детьми. Все очень благодарны. Немного разговариваем, шутим, потом молимся. Быстро возвращаемся той же дорогой. Вдали слышна канонада, но мы благополучно добираемся до более безопасных районов города и оставляем Олену.
На следующий день мы направляемся в две деревни, но въезжать нужно со стороны Кривого Рога — кратчайший путь закрыт, так как находится в полном огневом контроле россиян. С нами едет пастор Ира, которая ведёт там две небольшие общины. Капеллы устроены в маленьких домах, купленных специально для местных верующих. Утром на блокпосту военные проверяют наш груз и документы. Всё в порядке. В конце желают удачи и просят ехать быстро и быть осторожными с дронами.
Едем в деревни, пережившие ужас российской оккупации. Много разрушенных домов, много пропавших без вести, а у оставшихся не хватает самых необходимых вещей. В двух микроавтобусах везём более трёх тонн еды, одежды, обуви, бытовой химии, медикаментов.
Асфальт заканчивается, начинаются грунтовки в ужасном состоянии. Быстрее 20–30 км/ч ехать невозможно. К тому же вчера был дождь, и дороги залиты грязью. В один момент застреваем. Справа — заминированная территория, слева — грязное поле, а посередине мы, понимая, что нужно проехать как можно быстрее из-за угрозы дронов.
Пытаемся выбраться сами, но на помощь приходят военные, которые проезжали мимо. Четверо бородатых «ангелов» высыпались из старой «Лады», громко крикнули «Слава Украине!» и вытащили нас из грязи. Это, кажется, была единственная машина, которую мы встретили в тот день на грунтовках. Наконец добираемся до следующей деревни. Местные уже ждут нас.
Пастор Ира представляет нас, коротко молится, просит сказать несколько слов. Мы кратко объясняем, почему здесь: чтобы поддержать, показать, что Бог не забыл о них. У некоторых на глазах слёзы. Потом все меряют обувь, куртки, дети радуются сладостям. Бабушки благодарят за консервы и продуктовые наборы в вёдрах — пригодятся для квашения капусты! Несколько женщин приносят из дома банки с маринованными помидорами, компотом, мёдом — хотят отблагодарить, не принимают отказа. Мы все растроганы. Начинаются искренние разговоры. Люди рассказывают, как пережили оккупацию.
Сегодня они уже не так боятся падающих бомб и обстрелов — к этому привыкли. Больше всего боятся возвращения оккупации. При российской оккупации не действует никакой закон. Люди и их имущество становятся военной добычей. Можно застрелить любого, отобрать любую машину, похитить и изнасиловать любую женщину. Единственный закон — прихоть пьяного российского командира, оккупировавшего деревню.
Люди благодарны пастору Ире, которой удаётся время от времени привозить хлеб, картошку, гуманитарку.
— Главное, она с нами, каждую неделю проводит службу, и мы знаем, что Бог с нами, — говорит Света, женщине за 70. — Только она о нас помнит. Больше никому не интересно, как мы тут живём. Да вообще — живём ли? Кому мы нужны? — спрашивает Света.
— Это наш дом, наша земля. Мы не можем её возделывать — заминирована. Но когда-нибудь станет лучше. А сейчас спасибо вам, поляки, за помощь. Мы молимся за вас, — говорит пожилой мужчина, пришедший за курткой и обувью.
Прощаемся и медленно возвращаемся в Кривой Рог. Завтра с утра возвращение в Польшу — в другой мир, живущий другими проблемами. Через минуту мы вернёмся к своим делам, но мир прифронтовых деревень и городов останется в нас. Из войны так просто не уезжают и не забывают.
пастор Адам Чуньцка
перевод с польского языка
