Начался конклав. Независимо от того, выйдет ли из него Пий XIII, Иоанн XXIV, Франциск II или кто-либо иной с каким-либо именем, это событие может и должно быть интересным также для христиан других конфессий — протестантов, православных или старокатоликов. Почему?
Ни одно другое событие в Римско-католической Церкви не иллюстрирует суть римско-католической богословской системы так ясно, как конклав. Конклав — это сакральная инсценировка, в которой — по крайней мере теоретически — главным управляющим и дирижёром выступает Святой Дух, но одновременно это и метаисторический моментум, в котором века истории воплощаются в XXI веке через древние ритуалы, жесты и процедуры. Конклав — это не просто театральность или поверхностный декор. Хотя он неоднократно изменялся, корректировался и адаптировался к современным требованиям, он по-прежнему несёт ауру прошедших эпох, делает историю зримой, переносит бремя и сокровища традиции в, казалось бы, чуждое им время.
Эти выборы, которые в светском смысле выборами не являются (кандидатов нет), тем не менее остаются захватывающими, поскольку окутаны сакральной тайной. Вероятно, это единственные по-настоящему тайные выборы в мире, даже если они не соответствуют стандартам демократического правового государства. Неудивительно, что конклав вдохновляет и вызывает интерес, хотя и вызывает смех у некоторых — что видно по множеству мемов и роликов в соцсетях, часто созданных «искусственным интеллектом» и предлагающих дешёвое развлечение для масс.
Конклав имеет долгую историю, хотя его истоки не столь древние. Он эволюционировал от плебисцита римского народа (мирян и духовенства), через демонстрацию силы римских патрициев, борьбу фракций кардиналов, зависящих в той или иной мере от политических властей. Долгие периоды антипап — иногда сразу нескольких — ярко свидетельствуют об этом.
Но прежде чем начали меняться процедуры избрания папы, ещё до появления самого конклава, эволюционировал сам институт папства, который до сих пор остаётся одной из главных точек разногласия между христианами разных конфессий — из-за смешения провозглашённого священного с наличным мирским.
Почему вообще христиане других конфессий должны интересоваться конклавом? Неужели им не стоит оставить это «религиозное представление», как говорят некоторые радикальные протестанты, самим католикам и просто «не вмешиваться»?
К счастью, образ папства изменился — в том числе под влиянием экуменического движения — настолько, что, несмотря на сохраняющийся взрывоопасный потенциал, оно уже не столь поляризующее. Хотя Рим и не отказался от доктрины папского первенства в юрисдикции, от догмата о непогрешимости папы и других притязаний, способ осуществления папской власти изменился настолько, что встречи христиан разных конфессий с папами стали почти нормой, даже рутиной. Мы все знаем, что так было не всегда.
Возвращаясь к вопросу, почему другие конфессии должны интересоваться конклавом: именно в истории конклава символически и ритуально запечатлены извилистые пути папства. Оно остаётся одной из главных преград на пути к полному единству христиан, и ничто не указывает на то, что это изменится.
Для протестантов различных направлений, хотя и не только для них, папство — результат реальных исторических процессов и нереальных притязаний.
Протестанты — хотя не только они — отвергают мнение о том, что папа является преемником св. Петра, и не только потому, что нет доказательств, что тот возглавлял римскую общину первых христиан, но прежде всего — из-за ключевой для католиков веры в то, что папа — наместник Христа на земле. Неримско-католические богословы указывают: если верен миф о том, что Христос учредил институт папства и сделал апостола Петра первым папой, то и он, и каждый его преемник должны были бы при жизни выбирать себе преемника.
Священная или несвященная, в зависимости от предпочтений, традиция с маленькой или большой буквы привела к тому, что сегодня выбор папы лежит в руках более чем 130 мужчин, которые изберут одного из своего числа, и тот затем наденет белые одежды.
Известно, что некогда епископами Рима не могли становиться клирики, занимавшие епископские кафедры в других диоцезах. Акт трансляции считался нарушением обета “брачного союза” с епархией. По этой причине папами часто не становились епископы, а кардиналы-выборщики не обязаны были быть епископами. Сегодня же они обязаны ими быть — так постановил Иоанн Павел II, установив новую традицию. Традиция — это не только поток непрерывности, но и разрывов и новых начал. Она динамична и рождается не всегда на коленях, а зачастую как результат соглашений, компромиссов, а порой и силы или убеждения.
Во всех этих и других аспектах, связанных с конклавом, сосредоточены главные противоречия, связанные с притязаниями и пониманием папства, а также самой Церкви. Конклав — это в определённой мере институционализация споров о папализме и консилиаризме, он показывает, какая из опций победила, как понимается единство Церкви, как оно осуществляется и в чём заключается коллегиальность в римско-католическом понимании.
Конклав выбирает главу крупнейшей христианской Церкви в мире, обладающего, по вере католиков, сверхъестественными притязаниями и авторитетом, и тем самым является важным фактором в сохранении и закреплении определённого способа мышления о Церкви и её переживания. Одних это вдохновляет, других — наоборот — пугает: они видят в этом угрозу сохранению, говоря языком католицизма, «депозита веры».
Немало протестантов, православных и старокатоликов с искренним восхищением смотрят на историко-сакральные механизмы конклава и, следовательно, папства, желая, чтобы оно стало, хотя бы в малой степени, голосом разделённого христианства. Многолетние разговоры о экуменической роли папы как представителя разделённых христиан вызывают и одобрение, и решительную критику. И это хорошо.
Папство было, есть и останется неотъемлемым элементом экуменической полемики, и, пожалуй, нет причин считать это чем-то негативным. Напротив, его то поляризующая, то интегрирующая сила придаёт экуменическому движению — и через него всему христианству — живую динамику диалога и спора. Это касается, конечно, не только папства, но именно в этом, столь персонифицированном вопросе, особенно явно ощутимы вековые разделения христианства. С Новозаветных времён ничего не изменилось. Меняются лишь линии разделения и интерпретационные схемы.
Поскольку невозможно понять христианство таким, какое оно есть, без папства, уместно утверждать, что христиане, не находящиеся в единстве с Римом и желающие сохранить это дружественное разделение, должны наблюдать за этим конклавом с вниманием, заботой и, главное, с пониманием — даже если он их не касается напрямую, а только косвенно.
Когда с балкона Собора Святого Петра прозвучат слова «Оповещаю вам великую радость» (Annuntio vobis gaudium magnum…), сердца, настроенные на библейский лад, вспомнят рождественскую евангельскую весть: «родился Спаситель». Конечно, на самом известном в мире балконе не появится Спаситель мира — хотя, возможно, найдутся и такие, кто очень хотел бы этого — но молиться следует о том, чтобы это был тот, кто будет указывать на Спасителя. И даже если — цитируя одного евангелического епископа — многие христиане не скажут habemus papam («у нас есть папа»), достаточно, если они с радостью скажут habent papam («у них есть папа»), поздравив католиков с новым предстоятелем. Просто — из христианской и экуменической солидарности.
Дариуш Брунч
