Буддизм сегодня часто ассоциируется с миролюбием, практикой медитации, осознанностью и духовными учителями вроде Тик Нат Хана или Далай-ламы. Но, как показывает история, буддизм — это не только путь личного освобождения от страданий и следование карме. За мягким светом лампады скрывается многослойное прошлое, в котором религия становилась инструментом власти, политики и даже военных конфликтов.
В своей книге «Буддизм: Путешествие сквозь историю» профессор Дональд С. Лопес-младший, один из ведущих западных исследователей буддизма, предлагает глубокий и местами неудобный взгляд на то, как буддизм был вовлечён в политические процессы и войны в странах Восточной Азии.
Одним из центральных образов в буддийской политической философии стала фигура чакравартина — «поворачивающего колесо» правителя, идеального монарха, который с помощью Дхармы управляет миром в согласии и справедливости. В Древней Индии считалось, что такой царь правит четырьмя континентами и воплощает высшую мораль.
Этот образ широко использовался правителями буддийских государств для легитимации своей власти. Ярким примером служит У Цзэтянь, единственная женщина-император в истории Китая, правившая во времена династии Тан. Пройдя путь от наложницы до буддийской монахини и затем до императрицы, она использовала буддийскую символику и тексты, чтобы укрепить свою власть.
В 690 году н.э. группа монахов вручила ей новый перевод сутры — «Сутру Великого Облака», в которую была вставлена «пророческая» часть о богине, что станет чакравартином и принесёт миру процветание. Подлинность перевода имела второстепенное значение — важно было то, что текст стал мощным политическим инструментом.
Образ мирного монаха резко контрастирует с историей японских «воино-монахов», особенно в Средневековье. Один из самых известных из них — Бэнкэй, герой множества легенд. Из пяти буддийских обетов он соблюдал только два: целомудрие и трезвость. Отказ от убийства, воровства и лжи, по его мнению, мешал выполнять воинский долг.
Бэнкэй принадлежал к монастырю Энряку-дзи на горе Хиэй — центру школы Тэндай. Внутри самой школы начались конфликты: её ответвление — секта Нитирэн — провозгласило, что единственным истинным путём спасения является «Сутра Лотоса», отвергая другие учения. Споры между сектами переросли в кровавую войну, унесшую около 3,000 жизней и приведшую к разрушению храмов.
Победа Энряку-дзи была недолгой: спустя несколько десятилетий генерал Ода Нобунага уничтожил остатки воинствующих сект и положил конец эпохе вооружённых монахов.
На Корейском полуострове, в годы Имджинской войны (1592–1598), буддийские монахи вновь взялись за оружие. Когда Япония вторглась в Корею, монахи образовали так называемые «армии праведности», чтобы защитить династию Чосон. Известные монахи Хюджон и его ученик Йонггю не только организовали сопротивление, но и заслужили признание от корейского двора.
Как отмечает профессор Лопес, буддизм на протяжении веков был не только духовной практикой, но и важным культурным и политическим фактором. Буддийские монастыри становились центрами влияния, а монахи — посредниками между народом и правителями.
Буддизм адаптировался под нужды времени: от универсального миротворца — до участника политических интриг, от наставника императоров — до лидера восстаний и защитника границ.
Современный образ буддизма — как религии ненасилия, внутреннего покоя и медитации — формировался под влиянием духовных лидеров XX века, таких как Тик Нат Хан или Далай-лама. Но знание исторического контекста важно, чтобы не упрощать и не романтизировать духовные традиции.
Как и все великие религии, буддизм — это не только личный путь, но и коллективная история, насыщенная амбивалентностью: в ней переплетаются мудрость и власть, сострадание и политика, тишина дзен и шум битвы.
История буддизма — это не только путь к просветлению, но и зеркало общества. Она показывает, как даже самые мирные учения могут быть переосмыслены в контексте власти и выживания. И в этом смысле, возможно, самая глубокая практика осознанности — это честный взгляд в собственное прошлое.
Перевод и адаптация статьи Thien Bui
